Утром механики приволокли массивную клеть, сваренную из ржавой арматуры, и водрузили ее на телегу. К вечеру на соседние повозки поставили еще пару клетей.
На следующий день во двор явились Макота с порученцем в сопровождении двоих бойцов, которые вели на поводу ездового ящера-маниса. Кривоногий, покрытый бледно-зеленой чешуей, тот вертел головой на длинной шее и хлестал себя толстым хвостом. Плоская башка напоминала змеиную, из пасти то и дело появлялся раздвоенный гибкий язык.
Пленник с любопытством разглядывал ящера. Скорее всего, Макота купил или отбил его у одного из небольших кочевых кланов. Появление рептилии наводило на мысль, что атаман собирается в поход на юг, к Донной пустыне: говорят, манисы отлично бегают по затвердевшему илу.
Маниса впрягли в телегу, на нее залез бандит в соломенной шляпе, ударил рептилию длинным гибким шестом и дернул вожжи. Ящер качнул головой и пошел вперед, неторопливо переставляя кривые мускулистые ноги. Бандит выкрикнул что-то, треснул ящера по выпирающему хребту – рептилия плавно повернула вправо. Атаман с Чеченей наблюдали. Телега описала круг по двору. Макота, одобрительно махнув рукой, вернулся во Дворец, Чеченя поспешил за ним. Телега встала, но ящера не распрягли. Возничий ушел и вскоре вместе с Карлом принес деревянную бадью, которую поставили перед ящером. Тот сунул в бадью плоскую башку и принялся жрать, дергая хвостом. В это время несколько бандитов ввели во двор еще двух манисов.
Скрипнула дверь. Дремавшие рабы подняли головы, замычали, решив, что это Карл принес их миски, но в зал вошли Макота с Чеченей. Когда дверь еще только открывалась, Туран уже сидел под стояком, вытянув ноги и склонив голову на грудь.
Бандиты встали над ним, и пленник увидел, что Чеченя наконец сменил сапоги и снял повязку с левого глаза. Он был единственным в клане, помимо атамана, кто следил за своей внешностью. Но Макота просто одевался приличнее остальных, а порученец еще и тщательно причесывался, носил щегольскую куртку с меховым воротником, кожаные штаны и рубахи из шкуры маниса. Такую одежду можно было купить разве что в Киеве да на заправках московских кланов.
– Это откеда у тебя?
Пленник поднял глаза. Макота держал в руках плоскую серебряную фляжку, и Туран не сразу вспомнил, что это такое. Ну да, подарок Карабана Чиоры. Теперь казалось, что встреча с летунами произошла очень давно, в другой жизни, хотя со времени поездки к Железной горе, разгрома фермы и сумасшедшей атаки на Дворец минуло всего семь дней.
– Не слышишь, что ль? Отвечай.
– Атаман тебе вопрос задал! – Чеченя ударил пленника носком сапога в правый бок, стараясь попасть по ране.
– Да погодь ты! – Макота отпихнул порученца. – Ну, чё молчишь?
– Мне ее летуны дали, – сказал Туран.
Руки задрожали – он едва сдержался, чтобы не вскочить и не вцепиться атаману в горло. На ремне Макоты висели тесак и пистолет, Чеченя держал револьвер… Нет, еще не время. Он должен смирить ненависть, чтобы она питала его, наполняла силой. Нельзя позволить ей управлять поступками, ему нужны холодная голова и трезвый расчет.
Чеченя оскалился:
– Летуны подарили? За что? За то, что Шакала пристрелил, сучонок?
– Нет, – сказал Туран, не глядя на бандита. – Его застрелила Аюта, а не я.
– Чё еще за Аюта?
– Летунов было двое, мужчина и девушка. Она назвалась Аютой. А он дал мне флягу за то, что я помог им.
Атаман отвинтил пробку, понюхал и хлебнул. Чеченя переминался с ноги на ногу. По лицу его было видно, что, если бы не хозяин, он бы набросился на пленника.
– Крепкое! – объявил Макота, крякнув. – Чё за такое оно? Навроде самогона, тока крепче. Вкуснота. Ладно, а чего еще они те дали?
– Ничего. – Туран успокоился, руки больше не дрожали. Говорил он глухо, сквозь зубы, и смотрел в пол.
– Мож, еще чего подарили? – настаивал Макота. – Летуны-то, а? Они ж богатые, скажи, Чеченя?
– А то! – согласился порученец.
– Мож, оружие какое? Аккумуляторы, э? Куда ты их запрятал?
Туран покачал головой. Макота разглядывал его, что-то обдумывая.
– Так чего, хозяин? – нетерпеливо спросил Чеченя. – Может, я его на шматки прям сейчас? Медленно так, чтоб порадоваться…
– Дурень ты. – Атаман повернулся к нему, достал тесак и несильно ткнул порученца острием в грудь. – Вот кто я, по-твоему, такой? Кто таков Макота теперь есть, скажи?
Чеченя замялся, не понимая, что хочет услышать хозяин.
– Ну-у, ты… – протянул он; Макота внимательно глядел на него. – Ты, значит, эта… Ты главарь в бан… то есть в клане. Хозяин ты, наш хозяин! Атаман!
– Атаман! Еще раз такое скажешь – убью. Я теперь бизнесмен. Понял?
– Понял! Все понял! А что оно такое, этот бизмеснем?..
– Тьфу, неуч! Значит, купец, барыга, дела всякие веду, вопросы решаю, заработок имею. А откеда я его имею?
– А откеда?
– А с торговли.
– Торговля! – оживился Чеченя. – Это я понимаю. Торговля. – Он кивнул на рабов-мутантов. – Вот с этих, э?
– И с этих тоже. И вон с него. – Макота клинком тесака плашмя постучал по голове Турана; тот сидел неподвижно, опустив глаза и внимательно слушая. – Торговать его буду.
– Куда торговать?
– Уй, болван! Хотел тебя старши́м здесь сделать, минометы даже оставить для охраны Дворца. Теперя думаю – какой с тебя старшой? Не сможешь…
– Смогу я, смогу! И с минометами слажу! Только ты разобъясни…
– Разобъясняю. Шакаленок, хоть бою и необученный и не здоровяк с виду, а шустрый. Ловкий. Так?
– Ну так.
– Не нукай, дурень. Он пусть и на «Панче» своем, пусть и неожиданно въехал, и весь оружием обвешанный, а все одно не важно это. Главное – что? Главное – он с десяток наших положил. Значит, обучить ежели его, боец знатный получится. А мы куда этих двоих, – Макота показал на мутантов, – куда их везем? Для чего я их откармливаю?