Кланы Пустоши - Страница 78

– …сиротой был.

– Что? – переспросил он.

– Сирота я! – повторил рыжий. – Бродяжничал с детства. Батраком нанимался к фермерам, ну и подворовывал, конечно. Как-то поймали меня в одном захудалом поселке у Восточного фронтира. Хотели повесить, но через поселок проезжал сержант из Замка, искал рекрутов. Я как раз в сарае сидел запертый, окно решетчатое. Высунул голову и стал кричать, что хочу в солдаты пойти. А наниматель не сам, конечно, с отрядом ехал. Заставили они тех селюков меня отпустить. Я сбежать хотел, но меня связали и на телегу. Вот так и стал омеговцем.

– И как у них?

– Да как… Муштра, тренировки с утра до ночи. Дисциплина, кабан ее затопчи. Ученики мрут как мухи. Хотя кормили, помню, добре. В основном от болячек дохли всяких.

– Но что такое Замок?

Белорус расстегнул верхнюю пуговицу рубахи, подергал ворот, будто ему было тяжело дышать.

– Необычное место… Позже как-нибудь расскажу.

– Так ты сбежал оттуда?

– Ну, не то чтобы сбежал. Из солдат составляют взводы, которые хозяева Замка сдают внаем или посылают на задания. Ты получаешь свою долю от того, что заплатит заказчик, но небольшую, если рядовой. Ну вот мы и сражались. В последний раз – возле самого фронтира. Схлестнулись там с мутантами, поселок которых некроз накрыл, и они все этими… симбиотами были.

– Ты видел некроз? – Туран с интересом посмотрел на Белоруса.

Термоплан качало все сильнее, за тонкими плетеными стенками подвывал ветер.

Прикрыв глаза, рыжий ответил:

– Видел, конечно.

– И что это такое? Как он выглядит?

– Да такое вот… странное, короче. Странное и страшное, точно говорю. Будто ржавое оно, вроде мир коркой такой затягивает. Ржаво-зеленое, зернистое, жирное. И влажное.

Туран покачал головой:

– Нет, непонятно.

– Так потому, что оно и есть непонятное! Мир под некрозом будто умирает. Не могу лучше описать. Некроз – и весь сказ.

– Ты еще говорил про симбиотов. Что ваш взвод направили против них. Кто они?

– А это такие вроде… Слышал про пастухов с-под Минска? Про тех, что прям с коровами со своими в полях живут, спят на земле, холода не боятся?

– Слышал, хотя не видел никогда.

– А лучше их и не видеть, бо кошмары будут сниться. Так вот, пастухи эти обсыпаны чем-то таким, вроде шелухой. Оно как растение. Крабов пустынных-то видел? Есть особая разновидность, редкая, у которых кустик на спине растет. Эти не здесь, под склонами Крыма обитают. Корни кустика в желудке у краба, он кормится тем, что краб переваривает, но при том, говорят, кустик этот крабу тоже полезен, помогает, как это… ориентироваться, короче, в пространстве. Потому что от него такие нити тянутся крабу прям в мозг, и когда ветер дует или там погода меняется, кустик это своими листьями ощущает и краб вслед за ним тоже. У краба с кустом, стало быть, симбиоз, так? И с этой шелухой минские пастухи тоже в симбиозе состоят. В каком – неясно, но как-то они друг другу полезны. Пастухи, заразы, ни холода, ни жары не боятся, убить их трудно невероятно – живучие очень, раны на них заживают быстро. Но с другой стороны, эта, – Тим Белорус коснулся виска костяшками пальцев, – психика у них, будем говорить, совсем иная. Нечеловеческая. Поступки их, на наш взгляд, странные, ходят они круглый год голыми и ведут себя… ну, не как люди. А все потому, что в симбиозе с этой шелухой, которая их обсыпала. Так вот, некоторые из тех, кто в некрозе побывал, не умирают, а такими же симбиотами становятся. Слово мудреное, я его от нашего взводного лекаря слышал. Ну и вот, мой взвод отправили с теми симбиотами воевать. Да только разгромили нас, потому что симбиоты, хоть и неумные, но безжалостные совсем и боли, как те пастухи, не ощущают. Убить их трудно. И еще такое чувство, будто ими всеми из одного места командуют, только без радиосвязи, понимаешь? – Тим Белорус посмотрел на Турана, и взгляд рыжего был непривычно серьезен. – Вроде у них один мозг на всех. И мозг тот совсем не как у людей. Не знаю, как такое возможно, но страшно было очень. В общем, всех наших перебили, а я уполз. Меня вы́ходили в одном селении, чуть на селянке не женился, но сбег от артельной жизни, не по мне это. А потом… что делать? В солдаты неохота назад, да и стали бы мне в Замке вопросы задавать: как получилось, что взвод погиб, а я спасся? Может, предал, с симбиотами сошелся? В общем, потом я всякими делами промышлял… Ну а ты, парень, как сюда попал?

– Я жил на ферме, – сказал Туран. – С отцом и матерью. И с братом. Большая ферма, много работников. Напали бандиты, сожгли ее, всех убили. Я как раз уехал. Когда вернулся, увидел пожарище. Хотел отомстить, но меня захватили. Атаман той банды собирался ехать на Корабль, вез туда бойцовых мутантов. И меня с собой взял, чтобы продать на Арену. Но перед самым Кораблем я сбежал, и меня подобрал Ставро. Вот и всё.

– И всё, – повторил Белорус задумчиво. – Вот так вот. Знакомая история. Сколько я похожих наслушался в Херсон-Граде, в кабаках да притонах.

– Что такое энергион? – спросил вдруг Туран, и рыжий снова подергал воротник.

– Ха! Если б кто знал! Вроде бы какая-то машина древняя. Большая. Может, вроде Корабля что-то, только сохранилось получше. На Крыме слишком много слухов о нем ходит разных, чтобы разобраться, что к чему. Но все уверены: он ценный очень, кто энергион себе заполучит, тот над всей Пустошью хозяином сможет стать. Если захочет.

– Но откуда про него известно? Откуда взялся проектор?

Рыжий покачал головой:

– Слишком давняя история. На Крым его вроде бы притащил бродяга по прозвищу Паломник. Он единственный, кому удалось вернуться из этих мест. Может, проектор – часть энергиона? Стоял там где-то, ну как такая штука, по которой места разные находят, навигационный прибор то есть. Паломник его отвинтил, взял с собой. Поговаривают, он не только проектор тогда приволок, но теперь не выяснить, что еще. Паломник добрел до Крыма полуживой, а потом то ли помер, то ли исчез куда-то. Проектор после пропадал, опять возникал, переходил из рук в руки, ну и сейчас вот попал к Знатоку, через нее к Ставро… Э, парень, чувствуешь: дышится вроде хуже? Воздух какой-то… легкий слишком, что ли. Не вдохнуть толком, разреженный стал.