– Я не заметил.
– В тот момент не было, – опять кивнул Ставро. – Или тоже налакались. Значит, ты ставишь грузовик в стороне. Переодеваешься, натягиваешь какое-нибудь рванье, мажешь лицо грязью. Стволы берешь – их прятать даже не нужно, ты за бандюка и так сошел бы. Заходишь внутрь, но не через парадную дверь, а с заднего двора или через окно. Забираешь у первого встречного бутылку, кружку, шатаешься по залу, вроде ты пьяный. Находишь Макоту. Достаешь пистолет и стреляешь ему в затылок. Или в лоб, если хочешь видеть его глаза перед смертью. Всё! – Ставро рубанул воздух ребром ладони. – Дело сделано. А дальше в суете, которая там поднялась бы, ты даже, пожалуй, мог бы еще и скрыться! Хотя я понял из твоего рассказа, что тебе тогда было все равно. Но все же: выскочил бы наружу, ведь там неподалеку твой грузовик, и уехал бы, пока вся эта пьяная сволочь, лишенная главаря, пыталась понять, что к чему.
Туран молчал, глядя перед собой. Веко подрагивало, и немного тряслись руки – он снова был там, в зале Дворца, болела грудь, грохотали выстрелы, кричали бандиты, и вспышки от взрывов гранат слепили его, спрятавшегося за колонной. Еще тогда все могло кончиться! Хозяин катамарана прав: он, Туран, мог пристрелить Макоту без особых усилий, надо было только все обдумать, не кидаться в драку сломя голову, действовать хитро и расчетливо. Та отчаянная атака на Дворец была попросту глупа. А если бы он поступил так, как говорит Ставро, то, пожалуй, и правда смог бы спастись, даже если тогда ему это было не важно. Хотя с тех пор кое-что изменилось: сейчас Туран не был равнодушен к тому, выживет он или нет. Жить хотелось – он повидал мир за пределами фермы и понял, что мир этот, пусть жестокий и безразличный, стоит того, чтобы жить в нем. Туран все равно собирался во что бы то ни стало отомстить Макоте, но теперь он намеревался сделать это так, чтобы самому остаться в живых.
Раньше его питала месть. Теперь – жажда жизни. Он хотел увидеть мир. Остаться в живых – и убивать других Макот. Людей, подобных атаману, множество вокруг…
За окнами потемнело – «Крафт» вошел в низкие облака. Ставро достал губную гармошку и начал тихо наигрывать.
– Почему мы не падаем? – спросил Туран. – Цистерны из люминия, а металл тяжелее воздуха, ведь так? На аппаратах летунов корпус матерчатый, а у тебя все железное – тросы, оболочки, только гондола легче.
Ставро выдул из гармошки веселый переливчатый мотивчик.
– Термоплан, – сказал он. – У меня не дирижабль, а термоплан. Конструкция сложней. Чертежи для меня отыскал Знаток…
Увидев недоумение на лице Турана, великан пояснил:
– Это один торговец с Крыма, у нас с ним встреча на Корабле, потому-то я туда и лечу. Знаток покупает и продает всякие сведения. Я хотел заиметь не обычный дирижабль, а что-то более безопасное и надежное. Лучше всего подходил термоплан. Кочевники из своих трубок по «Крафту» уже не раз палили. И наемные солдаты Омеги пробовали подстрелить. – Ставро, горделиво усмехнувшись, ткнул губной гармошкой в потолок и заключил: – Только царапины на оболочках остались.
– Разве пули их не берут? – удивился Туран.
– С близкого расстояния пробьют, на высоте – нет. Пуля на излете скорость теряет, сам понимаешь. Хотя, если опущусь к земле и вблизи кто в емкость пальнет, дырка будет. Но главное мое преимущество перед небоходами в том, что на «Крафте» часть тепла с двигателей отводится по трубам в емкости. Слышал такое слово – «рекуперация»?
Туран покачал головой.
– Ладно, не важно. Я тоже когда-то многого не знал, пока со Знатоком не сошелся. – Ставро замолчал, глядя в переднее окно.
«Крафт» поднялся над облаками, Соленое озеро с Кораблем исчезли из виду, сияющая белизна внизу резала глаз. Термоплан закачался, медленно разворачиваясь. В боковом окне сверкнуло заходящее солнце.
– Ветер меняется, – с досадой сказал Ставро. Отщелкнув стопор на штурвале, он толкнул рукоять с черным набалдашником.
Двигатель чихнул, и мерный рокот винта проник в рубку.
– Когда прилетим на Корабль, я хочу найти Макоту, – сказал Туран.
Великан поднялся из кресла.
– Сначала поможешь мне, а после решим, что делать. Тебе надо сменить повязку. Потом отдыхай.
Под стеной стоял ящик вроде того, из которого Туран доставал снедь. Ставро вынул оттуда котомку, развязал узел и вытряхнул на кресло содержимое: пару рулонов бинта, склянки с мутной жидкостью и мешочек из светлой кожи. Точь-в-точь как у Таки.
– Что это? – Туран осторожно поднял мешочек, оглядел и понюхал. – Я такой видел у нашего проводника.
– Угу. – Ставро взял бинт и одну склянку. Плеснул мутную жидкость на бинт – запахло цветами – и сказал: – Снимай компресс с колена.
Отложив мешочек, Туран стал разматывать повязку.
– Проводник местным был, кочевником? – уточнил великан.
– Да.
Избавившись от компресса, Туран осторожно распрямил ногу. В колене кольнуло, он поморщился. Ставро оглядел посиневшую кожу и стал накладывать повязку.
– Терпи. Когда бинт высохнет, ткань стянется, повязка станет туже. Ночью постарайся вставать поменьше. Завтра будет легче.
Закончив бинтовать, он принялся складывать вещи обратно в котомку. Когда взялся за мешочек, Туран спросил:
– Зачем эта штука?
Хозяин термоплана подбросил мешочек на ладони.
– Людоеды называют его кохар. Внутри загустевшее масло, которое выпаривают из водорослей Соленого озера, собранных в сезон дождей. Запаха нет, человек не чувствует ничего. Но всякая местная живность – медузы, крабы, катраны – каким-то образом чует масло в мешочке. – Сунув кохар в котомку, Ставро затянул узел. – Как его добывают кочевники – секрет. В Арсенале они меняют кохар на стволы. Правда, прокторы, тамошняя охрана, запрещают продавать людоедам что-то более серьезное, чем пороховые самострелы, никакого многозарядного или нарезного оружия. Я много раз сам пробовал приготовить кохар, выпаривал на костре, через перегонный куб пытался, давил на прессе – не выходит. А ведь тот, кто разгадает формулу и научится масло получать, станет одним из самых богатых людей в пустыне, а то и на Пустоши. – Ставро бросил котомку в ящик. – Если носить мешочек с собой, то пустынные твари тебя не тронут. Он как бы говорит им: я свой. Понятно?